Государственный исторический музей Южного Урала продолжает публикацию серии статей-интервью Д. Г. Графова (при участии Е. П. Клавдиенко) о Челябинске и его жителях. Собеседником авторов стал старожил Тракторозаводского района Борис Михайлович Фетбройт. Интервью записано 20 марта 2013 года.
Родился я в 1941 году. Мой отец работал на Харьковском заводе, который был в 1941 году эвакуирован в Челябинск и вошел в состав Кировского завода (ЧТЗ). И отец работал на ЧТЗ в дизельно-моторном цехе. Мать ничем не занималась, сидела дома. Поселили нас в частный дом на улице Карла Маркса. Там уже жила другая семья — пожилые муж и жена. У мужа это был второй брак, от первого имелись дети, к тому времени уже взрослые. А у нее детей не было. Помню двор, белую корову. Старик давал мне кружку молока каждый день, как младенцу. А у меня была сестра, и старик говорил: если отдашь сестре, я тебе молоко больше давать не буду (сестра младше меня на три года, болела тогда, чудом выжила). Отцу давали паек — банку овсяной каши из столовой. Он приносил ее домой, и я все съедал, поэтому был крепкий. Я ходил в детский сад. У меня осталась фотография 1944 года, на которой я с воспитателями.
Потом родители получили комнату в одном из домов в районе детского парка на ЧТЗ, прямо напротив входа в парк. Эти дома назывались иноросовскими. После войны их ремонтировали пленные немцы. Помню, как к нам домой пришел пленный немец ремонтировать диван. Мы ему дали молока и хлеба. Мы жили на втором этаже, окно нашей комнаты выходило на улицу Спартака (ныне проспект Ленина). По ней гуляло много народу, сюда приезжали со всего города. А главный «бродвей» был напротив гостиницы «Южный Урал», тоже на улице Спартака. Гуляли челябинцы и по Горького, по аллее. Как-то отец принес домой радиолу. Летними вечерами он ставил ее на окно, запускал пластинки, и люди на аллее танцевали. Если было поздно, приходил участковый и говорил: «Михаил, заканчивай!».
С вокзала было слышно, как диспетчер давал команды. Еще там гудки давали — будили людей на работу. Первый гудок звучал в шесть часов утра.
В ту пору парк напротив нашего дома назывался «сад Зальцмана». Он был закрыт — заросший, необорудованный. Мы лазили туда тайком, сторож нас частенько гонял. Помню, в конце 1940-х — начале 1950-х годов, когда весной таял снег, там находили трупы младенцев (аборты в то время были запрещены, и новорожденных выбрасывали). В саду росли яблони — «ранетки». Мы их ели. Ели также цветы акации, какие-то ягоды — витаминов не хватало. На углу Спартака и Горького у гастронома стоял на невысоком постаменте танк. Настоящий. Потом его убрали. Был еще столб с репродуктором. Мать меня часто посылала в магазин, поэтому я помню. Хорошо помню, как передавали сообщение о смерти Сталина.
– Напротив школы № 48 стояла металлическая арка с надписью «Слава Сталину»?
– Да, была. Между мостом и улицей Артиллерийской были торфяные болота. Там протекала река Игуменка, ее потом осушили. Настоящие были болота, пацанов оттуда вытаскивали.
– А поселок между железнодорожными линиями?
– На повороте на КБС был детский парк, потом питомник, а дальше — обрыв и болото. Там стояла бочка, мы с нее прыгали в речку, когда ходили купаться. Сейчас там проходит автодорога «Меридиан». Напротив питомника, на другой стороне дороги, в районе нынешнего опытного завода, была свалка. Мы собирали там всякие железки, все было сломанное. На КБСе имелась парашютная вышка. Примерно там, где сейчас начинаются большие дома. Туда мы часто ходили. Вышка уже не работала, лестница была убрана, но мы по перекладинам залазили наверх. Я забирался на самую макушку. Когда мы подросли, перестали туда ходить. А вышка стояла где-то до конца 1950-х годов.
За железнодорожной насыпью жили «жилянцы» (эвакуированные, с самой войны ютились в землянках). Пацаны из других районов враждовали с ними, приходили драться. После войны был период, когда бились все: подъезд на подъезд, участок на участок. Бросались камнями, доходило даже до поножовщины. Это были отголоски войны. А конная милиция их разгоняла.
– Была конная милиция?
– Да, конная милиция патрулировала по городу с шашками. Часто охраняла хоккейные матчи. Когда играли «Авангард» или «Дзержинец», мы смотрели хоккейные матчи с крыш домов, с балконов. Не помню, до какого года была конная милиция. Может быть, до конца 1950-х. Еще помню, мы катались с железнодорожной насыпи, делали трамплины.
– В школу какую ходили?
– В 48-ю. А в пятом классе перешел в 12-ю вечернюю. Она располагалась в доме, где потом сделали кинотеатр «Кировец». В 13 лет я пошел работать на ЧТЗ. Через знакомых устроился рассыльным. Несколько месяцев проработал в этом качестве, потом перешел на участок. Клепал ножные ленты, причем быстрее мужиков. У меня все пальцы были разбиты в кровь. Проработал там недолго, так как стал проказить: залезал в бочку, брал в руки пульт от тельфера и поднимал себя. Меня сократили. Тогда отец устроил меня на табачную фабрику. Там у меня был учителем дядька Анисим, который трудился на фабрике еще с царских времен. С ним я постигал азы мастерства. На табачной фабрике проработал пару лет. В 1960 году устроился на завод «Полет».
Улица Спартака была не вся мощеная. Был край мощеный длиной в несколько метров, остальное было покрыто асфальтом. Помню, танки перестали ходить своим ходом, и их стали возить с ЧТЗ на трейлерах. А раньше танки шли по Российской на вокзал. Это был конец 1940-х — начало 1950-х годов, тогда танки еще свободно ходили по городу. Был однажды случай: танк проткнул трамвай.
В 1950-е — начале 1960-х годов троллейбус доходил до парка Гагарина и разворачивался. Оттуда шла «железка» на мельницу. С десяти лет я летом каждый день ездил на водную станцию: на троллейбусе до улицы Клары Цеткин, потом пешком. Мы с пацанами там прыгали в воду, купались. Брали с собой хлеб с солью или маргарином. На водной станции лодки давали напрокат. Стоило это дорого. Плавали на лодке к Монахам и дальше за Чекинку. На Монахах находился дом отдыха. Повсюду росли камыши, лилии. Мы рвали лилии целыми букетами. Еще там был там трамплин, до сих пор стоят опоры. Ездили и на Смолино купаться. Там были карьеры, располагался пионерский лагерь. Вода в Смолино была соленая, чистая, рыба еще не водилась.
Отец наш был старшим мастером, затем начальником цеха на ЧТЗ. Имел медаль «За трудовую доблесть». Мать говорила, что его зарплаты хватает на две недели, а если постараться, то можно растянуть на три. Мать ходила на Первое озеро (в район нынешней улицы Мамина), там работяги продавали ворованную рыбу. Она покупала у них и перепродавала. Друзья отца решили ему помочь, но не деньгами (евреи не помогали материально), а предоставили возможность подзаработать. Они принесли к нам домой швейную машинку «Зингер», отец сделал к ней привод. Знакомые снабдили его выкройками, подсказали, где можно достать материал на костюмы. И он по субботам, приходя с работы, занимался раскроем ткани. Мать садилась за машинку — и к ночи костюм был готов. Отец его отпаривал и нес на барахолку (она тогда находилась в Заречье, на Зеленом базаре). Мы стали жить получше. В 1950 году отца посадили (как спекулянта) — кто-то «накапал». Дали ему два года. Тюрьма находилась на ЧГРЭСе. Отец там сумел наладить производство.
Без отца нам было трудно. Но мы выкручивались. Мать покупала на базаре говяжью голову, варила борщи. Вместо масла ели маргарин. К счастью, тогда были очень дешевые продукты. Детей можно было кормить хорошо. Вообще, в магазинах в 1950-е годы было все: икра, колбаса и т. д. Нынешним матерям-одиночкам содержать детей гораздо тяжелее, чем было тогда, сейчас нет таких дешевых продуктов.
– А на улице Горького, если идти от проспекта Ленина, с правой стороны стояла деревянная водонапорная башня?
– Да, была водонапорная башня. Называли ее «яма». Мы катались возле нее на санках зимой. Но она стояла не на Горького, а там, где сейчас Дворец спорта на улице Марченко, где недостроенный стадион. Там был большой пустырь, посреди которого и стояла водонапорная башня. Кстати, вода у нас была очень хорошая. Потом башню убрали.
– А в центр вы часто ездили?
– Нет, не часто. Больше ездил на КБС. Там был питомник. Мы там таскали яблоки, капусту. Одни таскали, а другие продавали. А когда я работал на ЧТЗ, выносил оттуда в карманах металлические обрезки, которые потом сдавал и на вырученные деньги покупал себе семечки. И удивленно спрашивал у матери: «Почему у меня карманы рвутся?».
– Даже в кино в центр не ходили?
– Нет. Только в район кинотеатра имени Пушкина бегали за черепами.
– Вопрос про ЧТЗ: 10-й участок — это где? Что за квартал?
– Не знаю. Это уже были новостройки времен Хрущева. Там, где я живу сейчас (на Героев Танкограда), был 5-й участок. На улице Марченко, где Дворец спорта,— 3-й участок; 2-й участок — улицы Марченко, Салютная. Там стояли бараки. Я помню, как-то попал на 5-й участок. Одна девица меня привела в гости в барак, в котором жила. А там, где сейчас стоят Театр ЧТЗ и Дворец ЧТЗ, улицы в то время не было. Мужиков после получки оттуда женщины вытаскивали «хорошенькими». Там был военный садик. Стояли военные палатки. Когда мы переехали, у нас за углом стояли старые дома, которые потом ломали.
– А 6-й участок где был?
– Не помню. В свое время район ЧТЗ был самым зеленым. Сейчас все повырубили. Старые тополя, аллеи снесли. Бывало, по Горького идешь, как по коридору — с обеих сторон боярышник рос. Вдоль трамвайной линии тянулись заросли акации. Помню, на трамваях народ как ездил: на подножках висели, между вагонами, на крышу забирались. Трамваи были все облеплены людьми. Остановка перед поворотом с улицы Горького на проспект Ленина находилась прямо напротив моего дома. Я шел на остановку, садился на трамвайную «колбасу» и одну остановку ехал таким образом. Однажды поставил ногу неудачно, на перекладину — и мне по косточке так бабахнуло! Домой припрыгал на одной ноге.
Мы, дети, играли в «казаки-разбойники», «попа загоняли». Гоняли до ЧТЗ, до железнодорожного моста, за мост. Цеплялись за трамвай. Одно время ездили на станцию Смолино. Через насыпи — на вокзал, через пути — на электричку. Сидели на крыше, на подножке. Ездили без ничего — в чем гуляли, в том и отправлялись. Когда уставали, спали прямо на земле. Если планировали заранее поход на озеро, то прихватывали с собой удочки. На Смолино было хорошо летом — кругом заросли боярышника, смородины, рябины.
