В. И. Латышева: «В ночную смену нам давали около 5 часов утра поспать несколько минут... Сменный мастер бегал и будил нас, ругал»

В. И. Латышева: «В ночную смену нам давали около 5 часов утра поспать несколько минут... Сменный мастер бегал и будил нас, ругал»

Государственный исторический музей Южного Урала продолжает публикацию серии статей-интервью Д. Г. Графова о Челябинске и его жителях. Предлагаем Вашему вниманию разговор с Верой Ивановной Латышевой, записанный 21 апреля 2015 года.


– Я Вера Ивановна Латышева (в годы войны носила фамилию Старикова). Родилась в 1925 году в Челябинске. Жили мы в Заречье, напротив белой церкви. Моя бабушка из Нижнего Новгорода. Ее семья поехала на заработки в Мотовилиху (сейчас это Пермь), оттуда они в 1874 году перебрались в Челябинск. Бабушке тогда было 8 лет (она 1865 года рождения). Ее родители умерли, и до замужества она жила у Покровских, работала горничной. Была безграмотная, расписывалась крестом. Откуда родом дедушка, я не знаю. Мне известно, что он работал каменщиком и участвовал в строительстве нашего вокзала. Во время добычи камня ему взрывом очень повредило лицо, поэтому его фотографий не осталось. Помню, что дедушка носил бороду, как у Карла Маркса.

Потом они построили дом на Ивановской (ныне Труда). Этот дом потом — может быть, в 1910 году — перевезли в Заречье. Окна у нас выходили на церковь. Мы видели попов, как они ходили в киоск, покупали вино, а мы смеялись. Это было уже при Советской власти. А киоск стоял прямо рядом с церковью. Один поп был молодой. И вот он рясу спрячет под плащ и заходит в киоск покупать вино. Нам было смешно. А потом построили еще рядышком «Голубой Дунай». Это было на площади около церкви. Сейчас этого нет, все изменилось.

В конце декабря 1937 года арестовали дядю. Его жена не работала, было пятеро детей. Он делал четки. И вот его арестовали вместе с женой. А 1 января 1938 его расстреляли в нашей тюрьме. Я спросила, кто написал на него заявление. Мне сказали, мы не имеем права. Я училась тогда в пятом классе и спросила у бабушки, что такое, почему подряд всех наших родственников. А она сказала, это все сделал сосед Шапошников. Он держал работников, был богач. И чтобы отвести от себя (а знал он только наших всех), правда, он прихватил слесаря ЧТЗ (он жил через два дома, у него было 6 детей, жену оставили беременную, а его взяли)…

Учиться я пошла в седьмую школу по Кирова (сейчас там Театр кукол). Было 4 класса, смешанное обучение. Причем было более 40 человек. Потом, когда в 36-м году построили 23-ю школу, я как раз закончила 4 класса, нас перевели в 5-й класс в 23-ю школу. Помню директора начальной школы — Романова. А директор нашей 23-й школы, по-моему, был Морозов, историк, работал в пединституте. Он принимал нас в комсомол. Нас было очень мало комсомольцев, потому что в комсомол принимали лучших учеников.

Перед началом войны в 40-м году ввели плату за обучение в старших классах — 8-м, 9-м и 10-м. И большая часть учащихся ушла в техникумы. Класс стал маленький, его соединили с другим классом, и у нас в 8-м классе было всего 20 с чем-то человек. Но когда началась война, 41-ю школу отдали под госпиталь (сейчас это педучилище). Мы даже в 9-м классе сидели по три человека за партой.

Помню начало войны 22 июня. Это был прекрасный летний день. Мне было 15 лет, я окончила 8-й класс, перешла в 9-й. Папа тогда работал в административном здании ЧЭМК (на ЧГРЭСе). Он окончил курсы товароведов  и был прикреплен к магазину, в котором по карточкам выдавали продукты. Это здание существует и сейчас на Российской (там сейчас автошкола). Мы с бабушкой пошли туда пешком. Трамваи по проспекту Победы раньше не ходили. И это был не проспект Победы, а улица Солнечная. И вот мы пошли с бабушкой пошли по этой улице, потом по Российской. Бабушке тогда было 75 лет, а мне — 15. Заходим в магазин, а там совершенно пустые полки. Это было 10–11 часов дня. Мы ничего не поняли. Купили килограмм сахара и пошли домой. Бабушка устала и ближе к нашему дому по Солнечной присела на скамейку отдохнуть. Вышла женщина, открыла калитку, говорит, чего сидите. Мы отвечаем, а что. Она говорит, началась война. Мы сразу встали и быстро пошли. Там, где сейчас автомобильное училище, были Красные казармы. Видим: идут машины с орудиями, с людьми. В громкоговорителе — голос Молотова. Говорил о том, что в четыре часа утра без объявления войны Германия напала на Советский Союз. А мы собирались уехать в Пермь, у нас были куплены билеты. Папа пермяк (из села Тараканово), он хотел съездить повидаться с сестрами. И тут он сказал, что все отпуска отменены, все работают. Ему дали бронь.

Когда началась война, нам сказали на всех полянах перед домами посадить картофель. Электричества у нас не было. Всю войну мы пользовались только керосиновыми лампочками.

Так как я уже вступила в комсомол, я пошла в школу, и нам поручили разносить повестки о призыве на фронт. Секретарем комсомольской организации был Николай Михайлович Шахмаев, преподаватель физики. Он очень интересно вел уроки (потом он работал в Москве). Он закончил учительский институт, в который принимали после 9-го класса, поэтому пришел к нам работать очень молодым. В перерывах между уроками Николай Михайлович играл с десятиклассниками в футбол. Вел шахматные кружки. Организовал поездку десятиклассников добровольно поработать в совхозе. Я и моя подружка попросили взять нас. И мы поехали в Бродокалмакский район. В совхозе мы работали летом. Вставали в 6 утра и работали до полудня. А вечером накрывались простынями, и учитель рассказывал нам про звездное небо.

Помню холодную осень, когда я училась в 9-м классе. 7 сентября было очень холодно, дожди, чуть не снег. Лишней одежды у нас не было, и нас отпустили домой. Мы приступили к учебе.

В конце ноября заходит Николай Михайлович, секретарь комсомольской организации, и говорит всем идти в райком комсомола на Российскую. Мы пошли. Были там долго, заполняли анкеты. Нас мобилизовывали на военный завод (только комсомольцев). У кого родители были арестованы в 1937 году, тех не брали. Мальчик из соседнего класса сказал, что не хочет работать, хочет учиться. Ему сказали выложить комсомольский билет. Мы подумали, что это все несерьезно. На другой день пришли в школу. А нам говорят, зачем вы пришли. И мы пошли на улицу Красную, где был институт механизации. Принимал нас майор госбезопасности Касьянов. Он сказал, ну, девочки, надо вас отправить туда, где сухо и тепло и мухи не кусают. И отправил нас на калибровку. Там проверялись гильзы. Один завод приехал из Ворошиловграда, второй — из Калинина (ныне Тверь). Большинство было из Ворошиловграда. Завод располагался в трех местах. Первый цех, наш, — на Красной в старом здании (сохранилось и сейчас). Второй цех — в пединституте, третий — напротив — в расположении военной части, оттуда продукция направлялась на фронт.

Мы пришли в готовый цех. Уже шла работа. Не хватало только рабочей силы. Выпускали патроны для пистолетов «ТТ». Обнесли здание забором, колючей проволокой. На проходной нас проверяли. До 13 лет работали 6 часов, до 16 лет — 8 часов. А мы сразу с первого дня начали работать по 12 часов. Неделю по 12 часов днем. Следующая неделя в ночь по 12 часов. И так я проработала 3 года. Никаких выходных или праздников. Со мной была девочка Вера Коновалова, мы были дружны, учились вместе в 9-м классе. Она работала в 3-м цехе. Вдруг мы узнаем, что с ней горе. Она проспала и не вышла на работу. И не выходила 17 дней. Приехал за ней черный «ворон», и военным трибуналом ей присудили 6 лет. Она сошла с ума и уже не вышла из этого состояния, резала себе вены.

Зарплата была небольшая. Карточка на хлеб 800 г, кусок хозяйственного мыла каждый месяц, карточка в столовую. Сидели мы 12 часов, не было перерывов, перекуров. Я даже не слышала запаха табака ни от кого. Ни одного стула не было, сидели на табуретах. В ночную смену нам давали около 5 часов утра поспать несколько минут, положив руки и голову на металлический стол. Сменный мастер бегал и будил нас, ругал. Один ряд столов был калибровка. Другой ряд столов — осмотр. Было большое помещение (где проводятся совещания), там был ОТК. Гильзы складывали в деревянные ящики по 18 кг. Наработал ящик — несешь на весы. Потом следующий. Если у тебя обнаружили брак, то тебе нужно все вывалить и снова переделать. Два года я проработала на калибровке, потом меня повысили в должности, и я стала весовщицей. Один раз подошел мастер и говорит, почему нарушила правила, нельзя больше 18 кг. Гильзы падают на пол, получается подножный брак. Я подумала, но ведь это не преступление. Сказала, что больше так не буду.

На работу ходили пешком. Спускались по проспекту Ленина (Спартака), потом шли по улице Кирова. После ночной смены мы с подружкой совершали кросс — бегали от Обкома ВКП(б) (ныне здание Законодательного собрания) до Карла Маркса. Зимой ходили через речку напрямую по льду. Летом часто переправлялись вплавь. Никакого транспорта мы не видели.

Как мы культурно развлекались? Я много читала. У нас была девочка, у которой мама была заведующая офицерской библиотекой. Она приносила книги, я читала. Произведения Мопассана и других авторов. Ходили в кинотеатр Пушкина. По 10 раз могли смотреть одну картину. Например, «Сердца четырех». Еще я ходила на каток. Но редко. Не было возможности. Однажды я проработала 20 часов, взяла коньки и пошла кататься. А с катка к 12 ночи я пошла работать. Когда строили кинотеатр Пушкина, там было кладбище, я видела скелеты. Туда дальше была баня, и мы туда ходили.

На Каслинской тоже была баня. Ходили мыться военные и мы.

Однажды я пришла летом в баню. Военные в этот день не мылись. Мне пришлось мыться холодной водой. А когда к 12 ночи мне надо было идти на работу, я не могла идти. У меня стали отказывать ноги, в цехе мне нашли стул. Я дождалась фельдшера, в 6 утра он мне дал освобождение. Дома я упала. У меня было 40,5 градусов.

Я ушла с завода за два месяца до окончания войны. Был март. А в мае все эвакуированные уехали. В моей трудовой книжке написано: «Уволена в связи с уходом на учебу». Пришла домой и думаю, куда мне идти. Поступила на курсы подготовки в политехнический институт (на проспекте рядом с гостиницей «Южный Урал»), потом открылась вечерняя школа в 50-й школе, меня взяли туда. Мне помог директор: он выдал справку, что я училась не в 9-м, а в 10-м классе. Днем я ходила на курсы, а вечером — в школу рабочей молодежи. Тогда как раз ввели аттестаты зрелости. И к окончанию курсов нам сказали, аттестаты зрелости нам не дадут, мы все пойдем в политехнический институт. Я подумала, нет, это женское дело, не пойду. И забрала документы, стала ходить только в вечернюю школу. Потом мы пошли в пединститут. В 1945 году в сентябре пединститут начал работать. В конце войны там случился пожар. Когда мы пришли учиться, ходили не по центральной, а по черной лестнице, так как еще после пожара не отремонтировали. Было холодно. Физмат. Парни были почти все фронтовики.

У нас был малый театр. По работе не получалось ходить в театр по времени. Помню, смотрела «Стакан воды». Театр музыкальной комедии из наших местных артистов на Российской — во дворце ЧЭМК. Один раз я была в цирке. На площади Павших. В драмтеатр к концу войны приехал Герасимов с Тамарой Макаровой. Рассказывал, как снимался фильм «Маскарад», где он играл Неизвестного. В 1946 году, когда война закончилась, приезжала Шульженко, выступала в драмтеатре.

 

– Расскажите о военнопленных.

– Военнопленные были немцы, болгары, венгры. Немцы начали строить кинотеатр «Родина». Это было уже после войны, в 1948 году. Двухэтажные здания в районе Грибоедова, Котина, по-моему, строили немцы. Время не помню. В центре города во время войны ничего не строили. По Кирова была одна клумба цветов, никаких деревьев. Грязь по колено. По Солнечной был деревянный мост. Можно было только пешком или на телеге. Машинам нельзя. Около 44-й школы тоже был деревянный мост.

 

– Школа в здании кукольного театра работала постоянно?

– Что там было после того, как нас перевели в 23-ю школу, я не знаю.

 

– В магазинах во время войны можно было что-то купить?

– Никаких магазинов мы не знали. Пойдешь на базар — яблочко 15 рублей, литр молока 120 рублей. А заработок 400 рублей.

 

– А Зеленый базар работал? У церкви?

– На Зеленый не ходили вообще. Да, у церкви он был постоянно. А толкучка была там, где Успенское кладбище. Прямо у забора была барахолка. Она работала во время войны. Были люди, которые не хотели идти на завод. Они продавали на барахолке что-то из старого, выпивали, снова продавали. Но в основном все работали.

 

– Где Зеленый рынок и храм, там было одноэтажное строение — парикмахерская.

– Да, а перед этим был продуктовый магазин, в который мы все время ходили. А рядом был овощной. В парикмахерскую мы ходили по Кирова. Ходили в «Фотографию» — надо же было каждый год фотографироваться на пропуск. На противоположной стороне выше почтамта был ресторан «Арктика». После войны, в 1946 году, он точно работал. А работал ли во время войны — не могу сказать. Мы ведь во время войны были как бы закрытые — нам добраться до дому да поспать, в кино сходить, почитать. И все.

Вот, например, случай. Меня попросили обследовать одну красноармейскую семью вместе с пожилым человеком из планового отдела. На Спартаке. Мы обследовали и идем домой. Он спросил, вы где живете. Я говорю, в Заречье. Он говорит, ну и я тоже. Идем, дошли до Тагильской. Он говорит, я живу по Тагильской. Я говорю, так я тоже. Он говорит, ну, вот мой дом. Я говорю, а мой вот этот дом. Представляете? Мы жили рядом всю войну, работали вместе и не знали, что рядом живем.

Во время войны у нас обязательно все по очереди должны были отработать на подсобном участке. Жили среди поля, где ни одного дома. Я отработала там 18 дней. Жили в палатках. Конец сентября, снег, дождь. Нам дали палатки, в которых построили нары из стволов деревьев. И мы 18 дней не раздевались. Один раз нам привозили воду и один раз обед. Иногда давали суп из картошки и капусты без соли. Руки мыли в луже. Пережили и такое.


– Расскажите про 9 мая 1945 года. Как-то запомнилось?

– Да, конечно. Вообще, мы всегда гуляли на Кирова, хотя она была и в неприглядном виде. От площади Ленина и до Карла Маркса. Гулять мы ходили всегда около Почтамта — туда-сюда, чтобы поесть мороженого. Или ходили в «Арктику», чтобы поесть мороженого или съесть кусочек тортика. 9 мая была музыка, все были радостные. Толпа была на этой части Кировки. Площади как таковой не было, был просто скверик. По проспекту мы никогда и не гуляли.

Когда мне исполнилось 18 лет, мне предложили вступить в партию. Я сказала, что считаю, что в партию должен вступать человек какой-то особый, должен чего-то достичь. Свою зарплату мы отдавали для фронта. Дома собирали вещи (носки, варежки, теплые вещи) и отправляли на фронт. И когда я отдала свою зарплату, мне сказали, что меня внесут в Книгу Почета.

 

– Купаться на водную станцию ходили?

– Да, ходили из Заречья пешком на водную станцию. Катались на лодке. А до войны мы в каменоломне в парке катались и на речке. Вода была такая чистая, что стоишь и ноги свои до конца видишь. Воду для питья иногда брали прямо из речки. Потому что вода была в цене. Напротив церкви была водопроводная будка, и мы платили за воду, покупали талоны. Это было до войны. И парк был платный. Чтобы войти на территорию в городской сад, надо было платить. И в  парк Гагарина тоже.

 

– Танцы часто устраивались?

– Эвакуированные работники завода жили в общежитиях. Чем им заняться? Они в основном ходили на танцы. Один раз меня заинтересовало, куда они ходят. Это были танцы в кинотеатре «Кировец». Я зашла, мне не понравилось — народу много, как селедка в бочке, и я ушла. А они ходили очень часто. Мы ходили в кинотеатр Пушкина — и до, и после войны. Еще ходили в «25 лет Октября». Там были танцы. А в Пушкина всегда были концерты.

 

– Наводнение помните?

– Это был 1946 год. Я училась на втором курсе. Однажды идем мы после института, перед мостом тьма народу. Оказывается, уже льдины идут через улицу Кирова, и все затоплено. Кто работал в Центральной части города — все остались на правом берегу. Ночевали у незнакомых людей. Утром построили козлы, и мы по этим козлам пошли домой. Поток воды шел от моста и до кинотеатра «Родина» и дальше. Машины в это время не ходили. Сам мост не перекрыло. Но ходить было нельзя. Поток был быстрый. Мы весной всегда ходили на ледоход. Обычно льдины проходили под мостом и дальше. А здесь ведь они захватили и мост.

 

– Как отдыхали летом на Миассе? Что-то запомнилось?

– Мы ходили на Сад-остров, там была лодочная станция. Меня катали на моторной лодке. Там был даже маленький теплоходик. А в районе плавательного бассейна было три катка: каток, куда мы ходили, каток для фигуристов и хоккейный. Сейчас нет ни одного. Катание в те времена было свободное. На ЧГРЭСе была лодочная станция. Около детской больницы — в самом конце. Потом всё исчезло. Перестроили, но в худшую сторону.

Возврат к списку